Курков Андрей - Милый Друг Товарищ Покойника
Андрей КУРКОВ
МИЛЫЙ ДРУГ, ТОВАРИЩ ПОКОЙНИКА
1
Если б я курил - было бы легче после каждого тихого, со стороны не
внятного и не прочитываемого скандала выкуривать по несколько сигарет и
дым, никотин, становящийся на время не то, чтобы смыслом или запахом
жизни, но чем-то отвлекающим, как воскуриваемый в свою собственную честь
фимиам, помогал был мне в очередной раз увидеть в дальнейшем моем
существовании радость. Но я не курил с детства и думал, что начинать
курить в тридцатилетнем возрасте - это уже точно проявление детства или
глупости.
Дождь никак не начинался. Вечерело. Жена закрылась в ванной, но это
было обычным приниманием ванны. Я тоже иногда закрываюсь в ванне, хотя с
чего бы я должен стесняться своей жены. Вот тут и вопрос, проясняющий
причину - мы давно уже далеки друг от друга. Вечером, ложась в постель, мы
раздеваемся в темноте, а днем или при свете принимая ванну, мы стесняемся
своей наготы. Нагота здесь - это ранимость. Она бы тоже самое сказала. Но
и я раним, и чаще всего раним ею. Мы уже не говорим об этом, хотя раньше
пытались все выяснить и улучшить словами.
Казалось бы - осень, время уходящего тепла, начало сезона сохранения
прошлого тепла во имя грядущей зимы, чтобы не замерзнуть. Время
заклеивания окон и балконных дверей. Когда еще сама природа так
способствует мыслям о восстановлении или укреплении уюта, физического и
душевного. Но что сентябрь для нас? Ничего. Мы молчим, разговариваем
междометиями. Каждый сам для себя варим кофе и жарим яишницы.
Пора было это заканчивать. Уйти некуда - однокомнатную квартиру
пополам не поделишь.
Любовь прыгать с вышки в воду вспоминалась всякий раз при
выглядывании из окна нашего восьмого этажа. Но не давала необходимый
импульс для прыжка. Я не был рожден самоубийцей. Жизнь вне, за пределами
моего быта, мне очень нравилась. С каким-то легким замиранием в груди я
проходил иногда вечером по Крещатику, пытаясь разглядеть лица вечерних
девушек, ожидающих клиентов на скамеечках или у фонтана под кинотеатром
"Дружба". В полумраке, в искусственном городском освещении они выглядели
привлекательно, как изящно нарисованные, многообещающие силуэты, обычно
бросающие какой-то карандашный взгляд с книжных мелодраматических форзацов
и обложек. Я легко представлял себя их клиентом или даже приближенным,
другом. Но представлять себя - это еще далеко не быть. Мне многого не
хватало - решительности, денег, свободы. Но они, как первая ласточка
сошедшего с экрана американского образа жизни, дарили надежду на то, что и
другие сладкие американские картинки оживут и замельтешат вокруг меня,
тут, в Киеве. И я окажусь захваченным этим мельтешением, постепенно
превращающимся в жизнь и вытесняющим жизнь прошлую, во всем временную и
надоевшую каждой своей деталью, каждой составной частью, каждой газетной
статьей, подробно ее же описывающей.
2
Будучи студентом инъяза я любил дружить с иностранцами. От них я
учился и языкам, и какому-то другому пониманию жизни. Они так отличались
от нас, как может отличаться белый гриб от ежика. Внутреннее наше различие
могло сравниться лишь с каким-либо явным внешним, вроде вышеприведенного
примера. У них было другое детство, другие игры. Они мне и рассказали об
одной игре, которая в какой-то момент завладевает уже не первым и не
десятым поколением детей, не знавших советского детства. Игра простая -
надо составить цепочку из знакомых, которая выведет тебя, к примеру, к
королеве Англии или к Маргарет Тэтчер - она в то время
